Рубрика: Пушкинская карта

В битве за Днепр, форсировании реки и захвате плацдармов на его правом берегу принимали участие и наши воины-алапаевцы.

30 сентября 1943 года группа разведчиков под командованием лейтенанта Владимира Дышинского получила приказ захватить «языка». Разведчики переправились на плотах через реку. Первый же пленный оказался обер-лейтенантом пехотной дивизии. Показания захваченного обер- лейтенанта позволили командованию определить слабые места обороны немцев, успешно форсировать Днепр и захватить плацдарм на правом берегу. Правый берег реки выше левого, что создавало для наших наступающих частей дополнительные трудности.

Орудийный расчёт сержанта Бельских с орудием разместился на первом плоту: под ураганным огнём они без потерь добрались до правого берега, сняли с плота орудие и удерживали «пятачок», пока не подошло подкрепление. К утру переправился весь дивизион – двенадцать орудий и пехотинцы. До рассвета бойцы окопались и стояли насмерть. Особенно жестокий бой разгорелся 17 октября 1943 года. На позиции надвигалось 29 вражеских танков. Атака фашистов была отбита. В этом бою орудие Бельских уничтожило 14 вражеских машин. Враг яростно сопротивлялся, прилагая все силы, чтобы столкнуть в реку наши авангарды, уцепившиеся за правый берег.

Во главе группы смельчаков помощник командира взвода Максим Зозуля сразу же после того как они закрепились на захваченном им «пятачке», взялся за его расширение. И вскоре, ломая сопротивление фашистов, наши воины ворвались в траншею противника и сшибли его с этой линии обороны. Дерзкие действия группы Зозули отвлекли внимание гитлеровцев, до этого обстреливавших переправу из всех видов оружия. Огонь их резко ослаб, и это дало возможность всем батальонам 237-го гвардейского полка почти без потерь в людях и материальной части форсировать Днепр. Третьего октября Максим Зозуля погиб в бою. Битва за Днепр проходила в августе–декабре 1943 года на огромном фронте и стала ключевым этапом освобождения Красной Армией Левобережной Украины, а затем продвижения наших фронтов по Правобережной Украине к границе с Румынией. За форсирование Днепра и проявленные при этом доблесть и геройство Указом Президиума Верховного Совета СССР воинам-алапаевцам гвардии младшему лейтенанту В.Дышинскому, сержанту И Бельских, пом.ком.взвода М.Зозуле за подвиги при форсировании Днепра были присвоены звания Героя Советского Союза.

Несколько операций советских войск в Великой Отечественной войне с конца августа по декабрь 1943 года, которые получили общее название «Битва за Днепр», стали уникальным в военной истории прорывом многокилометровой обороны противника вдоль широкой реки.

Кроме того, это было одно из немногих сражений Второй мировой, в котором танки, авиация и артиллерия отошли на второй план, а главную роль почти в одиночку сыграли обычные стрелковые дивизии. Битва за Днепр предопределила скорое падение гитлеровской Германии и победу СССР в войне.

В музее представлены отдельные экземпляры журнала «Солнце России», который издавался в Санкт-Петербурге в 1910—1916 годах. Это иллюстрированный еженедельный журнал, он имел цветные иллюстрированные обложки, печатал обзоры художественных выставок, биографии молодых и маститых художников, выпускал специальные номера. В одном из военных номеров журнала (№ 255 декабрь 1914 года) напечатаны такие письма с фронта:

Письмо третье-от офицера к жене: «Сегодня получил от тебя несколько писем сразу. Голубка моя, в той атмосфере отчужденности, в которой мы живем тут, всякое слово, оттуда, с воли, как говорят у нас, особенно остро воспринимается и переживается. И многое в твоих письмах кажется мне непонятным. Одно, что я с несомненностью чувствую и воспринимаю – это твою большую, безысходную скорбь. Милая, надо покориться тому, что выше нас. Знаешь, умереть на войне, не значит-умереть молодым, независимо от того, сколько лет умирающему. Здесь понятие о времени, о промежутках между жизнью и смертью совсем не те, чем в обычной жизни. Вот ты пишешь, что прошло два месяца со дня моего отъезда. Неужели только два месяца, а не годы, не столетия?! Ведь, все, все изменилось, стало иным. Вчера между нами, товарищами, заключен круговой договор: каждый оставшийся в живых обязуется оповестить семью убитого о смерти его. И в этом единении живых во имя смерти есть что-то детски наивное, приближающее нас к вере в загробную жизнь. Да, они правы, пусть родные, любящие узнают о смерти близкого, ибо такое незнание должно быть очень мучительно для живых. А, может быть, лучше незнание…» Письмо четвертое-от офицера Б. к жене: «Я ранен… Моя рана принадлежит к числу тяжелых, но не опасных для жизни, как говорят доктора. Я чувствую, что я выживу… Человеческая память, даже память остро переживающего человека не может восстановить картины боя. Это можно пережить, от этого можно сойти с ума, но рассказать этого нельзя. Это был первый день. Известная подготовка настроения и то, что называют духом войны, постепенно подготовляется в период передвижения до вступления в линию боя в это время живешь раздвоенной жизнью: физическими переживаниями пути и утомительным ожиданием страшного момента. Настал второй день. Летят артиллерийские снаряды. Мы сидим в окопах. Сжались. Ждем, когда это окончится. Смотрю на товарищей: бледные, тревожные, какие-то необычайно серьезные: они чего-то ждут. Ага, вспоминаю я, это они хотят решить, где разорвется снаряд? Снаряд разорвался. Ты уцелел и тихо шепчешь: «Слава Богу! Не я». И снова ждешь. И снова мучительная мысль о том, что лучше смерть, чем это! Только-б не эти муки!.. Они невыносимы. И в этом кошмаре рождается и куется героизм! Любовь к родине, желание победить выплывает из всего дикого кошмара. Жить только бы жить, чтобы все, все, отдать ей – этой родине, с которой на веки сроднила тебя кровь, живая кровь! И тут-то является потребность в активной деятельности: хочется двигаться, кричать, рубить, уничтожать! И мысль о том, чтобы не умереть, начинает выступать ярче, принимает форму необычайно ясную. Победить, надо победить, – кричит какой-то голос в душе. Я знал, я чувствовал, что еще что-то должно свершиться! Но что? Чем еще может напугать эта ночь? Что еще не пережито? Эти мысли копошились в усталом мозгу. В окопах нас осталось немного. И стало стихать кругом. Я опустился вниз и сидел в яме один. Надо мною еще носились уже поредевшие снаряды и доносился свист пуль. Я еще был в возбужденном состоянии, в ожидании чего-то. Вдруг я вижу, наш ротный командир пошатнулся. Когда я увидел его падающим, я не растерялся. «Судьба» – пронеслось где-то в глубине души, или в мозгу. Только бы унести его, думал я, взвалив его на плечи. Это была моя последняя мысль. Осколком пули меня ранило в живот. Я сделал еще несколько шагов, и свалился. Меня подняли с трупом на плечах. И… это все. Что еще может дать мне жизнь?.. Я хочу вернуться на поле битвы! Пока не смолкнут там звуки орудий, пока не уйдет последний русский.»

Письмо пятое-от госпожи Б. к мужу: «Милый! Вот оно женское, страшное, непонятное, то, чего мы все боимся и от чего не можем уйти… Ты ранен. Прочла об этом в «Русском Инвалиде». Прочла и … знаешь, я меньше волновалась, чем можно было ожидать. Я была почти спокойна. Только на минуту потемнело в глазах, когда увидела тебя в крови, тебя в болях. Ведь я этого ждала, и вот оно пришло. И знаешь, в моем мозгу произошло что-то сумбурное в первый момент. Ранен, значит – без руки, без ноги, а, может быть, – без глаз? нет, нет, только не это… А может быть, твой белый лоб… о, Боже! И мне показалось, что мне представлен выбор: чем я могу пожертвовать? И я не знала, чего больше бояться! Я начала торговаться с самой собой, отстаивать каждую часть твоего дорогого для меня существа. О том, что ты можешь умереть, быть может, уже умер я не думала. Единственно, что я сразу поняла, это что я должна ехать к тебе. Я знаю, как трудно, почти невозможно пробраться мне к тебе, но все-таки я поеду, потому что это нужно для меня… Да, я не могу иначе! Любимый, желанный, не могу не ехать…»

Это последнее письмо госпожи Б. Она к мужу не доехала, заразилась в дороге и умерла от брюшного тифа. Муж ее – офицер Б. умер, не зная о смерти жены. Последнее письмо ее не было ему доставлено. Это – все, что мы узнали от друга госпожи Б., передавшего нам эти письма.